Стихи за колючей проволокой

Сценарий устного журнала

«Стихи за колючей проволокой»

Мы знаем, что фашистские концлагеря - фабрики смерти, фабрики массового уничтожения людей, но они задумывались еще и как школа покорности, где все человеческое - гордость, честь, доброта, сочувствие, достоинство - должно было умереть в узнике задолго до того, как он будет уничтожен.

Вот как сказал немецкий поэт и драматург Бертольд Брехт о тех, кто не сломался в пережитых испытаниях, остался человеком:

Вы, едва достижимые,

Томящиеся в концлагерях

Вдали от людского слова,

Жертвы расправ и насилия,

Истерзанные, но

Не сломленные, но

Не забытые!

_________________________________________________________________

Пребывание в концлагере для каждого узника было борьбой за выживание ежечасно, ежедневно. И это, когда голод, холод, издевательство и постоянно дымящая труба крематория.

Даже в тех невероятных условиях кто-то писал стихи, скорее не писал - не на чем и нечем - а придумывал. Заучивал сам и верные друзья по бараку. Знали, что за это можно распрощаться с жизнью. И все равно стихи рождались. Именно в стихах человек открывает свои переживания, ощущения и надежды.

Среди тех кто прошел лагеря военнопленных, концлагеря Бухенвальд, Ордруф, Берген -Бельзен и др. были и ростовские поэты: Михаил Авилов и Иван Ковалевский.

С допросом.

Чтобы не крикнуть,

В кровь кусал я губы;

Чтоб враг не видел слез,

Я их глотал

Выплевывал я зубы,

Но на колени перед ним

Не стал.

Я, в кровь избитый,

Не стонал, не плакал,

Но все же мне почувствовать пришлось,

Что вкус у слез и крови - одинаков:

Соленный вкус

У крови и у слез.

Недешев этот вкус солоноватый…

Пусть бьет палач,

Мы перетерпим боль,

Но вспомним все,

Когда придет расплата -

Узнает он -

почем такая соль.

_________________________________________________________________

Иван Ковалевский в войну командовал артиллерией 44 дивизии. После боя под городом Изюмом он, контуженный взрывом бомбы был взят в плен. Это было в мае 1942 года. Потом были тюрьма во Владимире-Волынском, лагеря в Хаммельбурге, Вюрцбурге, на Зеленом острове в Норвегии. Стихи писал на обрывках бумажных мешков, заучивал наизусть.

Русский дух.

Человек похож

На мертвеца,

Глянешь, скажешь:

Вышел из могилы.

А вот дух

Советского бойца

Палачи в нем

Так и не сломили.

Все убили,

Все втоптали в грязь,

А над духом -

Их бессмертна власть!

________________________________________________________________

 

Бывшая узница Освенцима Галя Кирик, подростком угнанная на работу в Германию, написала письмо подругам, определенным на работу в другой город.

(поначалу переписка разрешалась). В письме были нехитрые стихи:

 

Сегодня я полонянка,

Я - рабыня,

Знак  у меня на груди.

А завтра?

Завтра Победа, Родина, Свобода.

И школа.

Я так соскучилась по ней.

 

Не Пушкин, конечно. Но для цензуры достаточно, чтобы девочка прошла через тюрмы  Котбуса, Веймара, Галле, далее-страшный Освенцим и получить вытатуированный на руке номер 74129.

До войны у Гали была чудесная коса. Вот такой незамысловатый стишок написала она про эту косу:

Коса твоя - краса твоя, -

Так мама говорила,

Косу чесать, косу ласкать -

И вырастишь на диво!

Где ты теперь, коса моя?

- На складе Освенцима…

_______________________________________________________________

 

В архивах музея Международного концлагеря Равенсбрюк в списках расстрелянных значится имя Клавдии Федоровны Кириленко.

Ее подруга по лагерю Клавдия Константиновна Зарщикова сохранила стихотворение, написанное до расстрела.                   

Затуманенный взор. Что-то ищут глаза.

Сердце мне предвещает тревогу.

Сердце знает, что скоро начнется гроза,

И найду я к свободе дорогу.

 

Здесь грущу по тебе, край любимый, родной,

Вспоминая минувшие годы.

Лишь надеждой живу-возвратиться домой,

Увидать город свой и заводы.

 

Увидать тихий Дон: как весенней порой

Вдаль уносит он шумные воды.

Рассказать всем родным с какой грустью, тоской

Провела я в плену эти годы.

 

Рассказать всей семье, что пришлось испытать,

Как в тюрьме здесь нас, русских, держали.

В этот лагерь, барак стали всех запирать,

Что бы мы далеко не сбежали.

Да, бежать нелегко, далеко не уйдешь -

Полицай по дороге поймает…

Как в концлагерь сдадут, сразу поймешь

Почему человек здесь страдает.

 

Чуть рассеется тьма, чуть забрезжит рассвет,

На работу нас всех выгоняют.

И нельзя им ответить короткое: НЕТ

За ответ тебя бить начинают…

Не успела Клава дописать свое стихотворение. Фашистская пуля оборвала ее жизнь. А ей не было и 20 лет.